|
Интервью: "Неожиданный разговор" Вадим Верник "Московский комсомолец", 2 августа 1987г. Издалека доносился шум Проспекта Мира. За чашкой чая мы беседуем с Юрием Богатыревым в его маленькой уютной квартире. Разговор идет легко, потому что рядом со мной внимательный и серьезный собеседник. Впрочем, начну с самого начала. Я готовился к встрече с благополучным актером. Богатырев много снимается в кино, всем хорошо знакомы его роли; он много занят в театре и на телевидении, записывается на радио. Поэтому первое признание актера оказалось для меня совершенно неожиданным: — Недавно исполнилось сорок лет; это время, когда понимаешь, что молодость ушла, что многие роли мы уже упустили: они никогда к тебе не придут. От этого становится совершенно невыносимо. Я иногда сижу и плачу. — Но ведь актерский труд измеряется не количеством ролей, а интенсивностью существования в искусстве... — И все же артист - самая подневольная профессия на свете. В последнее время мне становится неинтересно работать в кино. По нескольким фразам, которые режиссер роняет при первой встрече, я уже понимаю, что не смогу установить с ним человеческого контакта. А раз так, то я уверен, что и творчески не получится никакого результата. — Тем не менее вам повезло в кино, так как вы встретились с Никитой Михалковым... — Да, вы правы... В новом фильме Михалкова "Очи черные" мне выпало счастье играть вместе с выдающимся итальянским актером Марчелло Мастроянни. Это очень милый, доброжелательный, мягкий человек, с грустными и в то же время молодыми глазами. Так вот, Марчелло считает, и справедливо, что главный человек в кино - это режиссер. Поэтому, что бы ни сказал ему Михалков, какое бы задание ни давал, - тот совершенно безропотно все выполнял. Он ловил каждое слово Никиты, каждый звук его голоса. Но Мастроянни не учел одного обстоятельства. У Михалкова есть редкое качество - он умеет слушать и слышать актера, если тот предлагает ему какие-то дельные вещи. Мне легко работать с Михалковым. Мы понимаем друг друга с полуслова и существуем как бы на одной волне. — А споры, конфликтные ситуации у вас бывают? — Никогда. — Интересно, как произошла ваша первая встреча? — В театральном училище имени Щукина, где я учился, существовала традиция: на самостоятельные курсовые и дипломные работы студентов всегда приходили бывшие выпускники. На одном из таких показов меня и увидел Михалков. Помню, мы играли тогда пьесу Леонида Филатова, который учился на два курса старше (в то время он писал много пьес и выдавал их за произведения итальянских драматургов - так они легче проходили). После просмотра Михалков пришел за кулисы и сказал: "Старик, нам надо с тобой работать" (он еще был студентом режиссерского факультете ВГИКа). Сказал и слово свое сдержал. В 1969 году Никита начал снимать свой дипломный фильм "Спокойный день в конце войны" по сценарию Ибрагимбекова и пригласил меня на небольшую роль. За месяц он отснял практически полнометражную картину, чем вызвал гнев и возмущение руководящих инстанций: не старайся доказать что-то; будь таким, как все, и извольсделать из отснятого материала положенные две части. А разве можно в искусстве быть "таким, как все"? Мне кажется, что режиссерские работы Никиты Михалкова по-настоящему недооценены, - продолжает Юрий Георгиевич. — ??? — Да, о нем много пишут. Но мало кто отмечает поразительное качество его режиссуры: он удивительно теплый режиссер. Мне стал близок его взгляд на искусство, которое может быть жестким, эксцентричным, каким угодно по форме, но оно обязательно должно рождать добрые и гуманные чувства. Михалков снимает картину о революции "Свой среди чужих...", а получается фильм прежде всего о высокой дружбе, товариществе, человеческой верности. А вы помните, как ругали в прессе его "Родню"? За неуместную сатиру, циничное отношение к простым людям, надругательство и издевательство над ними. Да разве это так? На мой взгляд картина "Родня", как и остальные картины Михалкова, полна сострадания к людям. Ко всем людям. Даже к тому "ничтожеству" (как однажды назвали моего героя) - Стасику. А чем же он ничтожен? Ему изменила жена, которую он безумно любил, и у него осталась единственная радость в жизни - собирать коряги. — Действительно, этот герой вызывает смех, но в результате и сочувствие. Как и другой персонаж - Войницев из "Неоконченной пьесы для механического пианино" - наивный славянофил в косоворотке, будто бы страдалец за Россию, а на самом деле - впустую прожигающий жизнь... — А в картине "Обломов"? Мне становится жалко и Штольца, и Ольгу, и Алексеева, и Захара. Даже тетку Ольгину жалко. И этого несчастного графа, который приезжал к Ольге свататься... — Рождение образа... Что движет актером в момент работы над ролью? Есть актеры, которые идут от себя к персонажу, сохраняя свои жизненные привычки, манеру речи, то есть играя один и тот же тип в разных предлагаемых обстоятельствах... — Честно говоря, с такой позицией я не согласен, просто категорически не согласен. Если актер пользуется приемами, которые уже известны ему самому, здесь не может быть никаких открытий. Мне, наоборот, интересно раствориться в другом человеке. Так, работая над ролью Филиппка в фильме Ильи Авербаха "Объяснение в любви", я даже стал вегетарианцем и ел в этот период только овощи и фрукты, бросил курение. Для меня каждая роль - это испытание себя, а главное - постоянная ломка наработанных штампов. — А можно ли в театре избежать привычных приемов игры? Скажем, участие в одном и том же спектакле - где грань между мастерством и вдохновением? — Все зависит от самого актера, его отношения к своей работе. В прошлом мхатовские "старики" приходили в театр за четыре часа до начала спектакля, - постепенно настраивались, сосредоточивались. Сейчас другое время, другие ритмы, все происходит значительно быстрее, но мне милее именно тот прежний подход. Я всегда выхожу на сцену, как будто в первый и последний раз. Скоро 150-й сыграем "Тартюфа", а я каждый раз безумно волнуюсь за кулисами. Сразу вспоминаю свою любимую актрису Фаину Георгиевну Раневскую, которая однажды призналась, что перед выходом на сцену всегда умирала со страха. Но стоило ей только переступить порог, как волнение моментально проходило. Со мной - аналогичная ситуация. Вдохновение... Когда оно приходит?.. Я люблю бродить по арбатским переулкам в сумерки. Время таинственное, странное, людей мало. Сумерки пугают, но вдруг наступает какой-то момент, когда приходят интересные мысли. Когда внезапно может наступить озарение. |