|
Интервью: "Неожиданный разговор" Вадим Верник "Московский комсомолец", 2 августа 1987г. (Окончание) — Юрий Георгиевич, как вы относитесь к суждению о том, что в искусстве существует определенная цикличность? — По-моему, это закономерное явление. Театр, как выяснено, может существовать 7-10 лет, после чего идет на спад в своем развитии. Я был принят в "Современник" в 1971 году, когда за театром еще тянулся шлейф прошлых побед и свершений, но положение уже было крайне сложным. Нелегкая ситуация существовала и во МХАТе в 60-е годы. Это был театр для командированных, как его называли. Сейчас трудно поверить, что зрительный зал иногда насчитывал 100-200 человек. И только с приходом Ефремова МХАТ вновь воспрял духом. Кстати Олег Николаевич приглашал нас с Костей Райкиным, моим товарищем и однокурсником, в Художественный театр сразу после окончания училища. — Почему же вы отказались? — Два часа у нас была беседа с Ефремовым. Он рисовал довольно мрачную картину, которая существовала во МХАТе, после чего сказал: "Ну вот, ребята, решайте". И мы испугались. Думаю, что поступили правильно, выбрав тогда "Современник". Мы все время были в работе, а во МХАТе той поры могли тихо и спокойно затеряться. — И все-таки позже вы стали актером МХАТа... — Да, посмотрев спектакли, сделанные Ефремовым в Художественном театре, я понял, как это интересно. И с другой стороны, я внутренне уже был готов, имея за плечами опыт шести лет работы в "Современнике". — Многие актеры обращаются к режиссуре. Возникало ли у вас такое желание? — Считаю, что режиссура - это особый, редкий талант, которого я в себе не чувствую. — Юрий Георгиевич, я знаю, что на творческих встречах вы любите читать стихи. Что это, увлечение или еще одна профессиональная привязанность? — Вообще у меня чтецкий запас довольно большой, потому что еще до поступления в театральный институт я учился во Всероссийской мастерской эстрадного искусства на отделении разговорного жанра. Попав туда, я сразу получил право выступать на сцене, так как мастерская принимает профессиональных артистов, которые готовят номера непосредственно для эстрады. То, что приняли меня "с улицы", с незаконченным средним образованием (после девятого класса я учился три года в художественном училище имени Калинина, где готовился стать художником-прикладником по коврам и тканям, а затем бросил училище, окончательно решив стать актером), - это, конечно, случайность, везение. Мастерская стала для меня серьезной школой в области освоения художественного слова. Сегодня на своих творческих встречах я с удовольствием читаю стихи Пушкина, Есенина, Заболоцкого, прозу Чехова... Читаю стихи Геннадия Шпаликова. Познакомился с ним во время съемок "Неоконченной пьесы..." благодаря Михалкову. По своей мудрости и простоте, глубокой поэтичности и безыскусности они произвели на меня неизгладимое впечатление... Есть у Юрия Богатырева увлечение, которому он старается отдавать все свободное время, - это живопись. Юрий Георгиевич показывает мне свои рисунки. Почти все они связаны с театром, кинематографом. Иллюстрации к спектаклям и фильмам, литературным произведениям (хотя чистой иллюстрацией их не назовешь - это свое, самостоятельное видение художественного образа); шаржи на друзей-актеров и режиссеров; есть и пейзажные картинки на тему "Времена года", жанровые зарисовки из серии "Арбатские старушки"... — Мне близка живопись реалистического направления. Не понимаю беспредметного, абстрактного искусства и не могу относиться к этому серьезно. Люблю делать гротесковые рисунки, что, наверное, исходит из моей актерской натуры (хотя прямой взаимосвязи между живописью и работой у меня не существует; когда я готовлю новую роль, то вынашиваю образ скорее в уме, а не фиксирую его на бумаге). Мне неинтересно играть "сухо по правде"; я всегда стараюсь немного укрупнить черты персонажа. Для меня важен каждый кусочек пространства в рисунке. Почему, допустим, мне милы мирискусники - Бакст, Добужинский, Бенуа, Сомов? Они создали замечательные, изящные живописные картинки, но всегда можно понять драматургию их произведений, представить себе характеры. ...Порхнув на колени к Андрею, Наташа поправляет ему прическу - почти семейная идиллия, если бы не покорная обреченность и тоска во взгляде Андрея и улыбка, нет, скорее уродливый оскал и мысли о другом у Наташи. Эта композиция сделана к "Трем сестрам" Чехова. Богатырев как бы фантазирует действие, происходящее за приделами сцены, при этом точно передавая атмосферу, в которой существуют герои. Вот Маша и Вершинин, а между ними спит в неведении Кулыгин; здесь же, над диваном, висит маленький портрет с изображением жены и дочерей Вершинина. А вот строгая, подтянутая Ольга с розгой в руке; за ней шагает строй девочек-гимназисток... — От многих спектаклей, сделанных по пьесам Чехова, веет смертельной скукой. А ведь Чехов, на мой взгляд, удивительно острый, жесткий писатель; у него анатомирующий взгляд на вещи. Да, он тонко передает настроение. Но какой контраст происходит при этом в отношениях между людьми, какая дисгармония! Чехов всю жизнь писал о человеческом эгоизме, о том, что люди не слышат, не замечают друг друга. Вместе с тем он любил людей, жалел их, сострадал им... — Юрий Георгиевич, когда наступают трудные минуты, в чем вы черпаете силы? — Вообще я не умею порхать по жизни и страдаю от многих вещей. От человеческой грубости, бестактности, когда считают, что если ты артист, то уже не принадлежишь себе, и поэтому любой человек может написать в письме все, что о тебе думает (предварительно собрав сплетни), долго звонить в квартиру, понимая, что артист беспомощен. А ведь у актера идет своя, очень сложная жизнь. Артист не имеет даже права заниматься личной жизнью так много, как другие. Когда мне трудно, я думаю о том, что у меня есть любимая профессия, и она является главным в моей жизни (не понимаю актеров, которые на первое место ставят личные блага, а где-нибудь на четвертом плане - работу); что я играю в Московском художественном театре; что я встречался на сцене с Зуевой, Кторовым, а сейчас играю со Степановой, Прудкиным; что работал с Эфросом и работаю с Ефремовым; что у меня есть любимое увлечение; что есть настоящие друзья, и прежде всего - мой учитель Владимир Ильич Тарасов, который учил меня еще в школе и привил тягу к рисованию, Ия Сергеевна Саввина, Лена Соловей... Поэтому могу сказать, что я, наверное, - счастливый человек. Я стараюсь жить с предвкушением, что лучшее еще впереди. << Начало |